31 мая – день памяти одной из самых трагических страниц истории Казахстана – массовых политических репрессий и ужасающего голода, повлекшего гибель миллионов человек. В период с 1921 по 1933 год казахская степь пережила два голода.  Голод 1921-1922 годов был трагичным. Тогда от голода умерло около 1,5 млн человек. В результате постигшего республику в 1932–1933 годах голодомора казахский народ понес тяжелейшие потери. От голода и связанных с ним эпидемий, а также постоянно высокого уровня смертности погибло больше двух миллионов казахстанцев.

Самыми уязвимыми в условиях голода были дети, в первую очередь младших возрастов. Причины очевидны - слабость неокрепшего организма, отсюда повышенная восприимчивость к болезням, в том числе всегда сопутствующим голоду инфекционным эпидемиям, неприспособленность к жизненным обстоятельствам с повышенным риском отравления некачественной пищей, зараженной болезнями от окружающих, замерзания зимой. Оставшиеся без родителей и помощи взрослых тысячи детей в период казахстанского голодомора оказались обреченными на неминуемую гибель, - рассказала архивист Центра документации новейшей истории ВКО г. Семея Наталья Яковлева.  

Дети потеряли родителей во время движения в соседние области, в частности в Западную Сибирь, так как  шли пешком или передвигались на платформах товарных поездов, крышах железнодорожных составов, идущих по Турксибу на север. В огромных людских потоках немудрено было детишкам отстать от близких, потеряться как в пути по степи, так и на железнодорожных станциях, в необычайно больших для аульных жителей, иноязычных для них русских городах и селах. В некоторых областях Казахстана люди умирали целыми аулами.

Спасением для детей-сирот, оказавшихся на улице беспризорников, стали детские дома, где была крыша над головой, где их кормили, лечили. Несмотря на огромную смертность воспитанников детдомов, их количество постоянно увеличивалось за счет детей, подобранных на улицах и в квартирах, где умерли все взрослые. 

Детские дома Казахстана и Сибири были переполнены. Из акта обследования уполномоченным Наркомздрава Казахской ССР детского дома для детей откочевников в селе Красный Аул Семипалатинской области: «…детдом открыт 17 апреля 1932 года в составе 468 детей откочевников, привезенных из Семипалатинска. 11 мая прибыло еще 198 детей. Со дня открытия до 11 мая в детдоме умерло 172 человека, остальные, по словам заведующего, сбежали. Дети истощены, у многих  явление отека на почве недостаточности питания и желудочно-кишечные заболевания на почве неудобоваримости пищи.

Всего под детдом занято 7 домов. Из них один – под кухню, другой подготавливается под столовую и остальные 5 домов – под общежития.  На одного ребенка в среднем приходится около 1,5 кв. метра площади, но в некоторых домах дети размещены очень скученно. Помещения содержатся очень грязно. Уборных нет. Дети испражняются вокруг дома, где попало, около домов масса старого навоза, валяется старая одежда умерших детей, кости и т. д. Все это гниет и распространяет невероятную вонь. Этим же зловонием пропитана и атмосфера общежитий. Одежда детям не выдавалась, одеты они в свои жалкие лохмотья, многие совсем без верхней одежды. Присланные 100 пальто по размерам для детей не подходят и еще не розданы. Никакой подстилки в домах нет, дети сидят и спят на грязном полу. Вшивость вследствие этого огромная. Питание детей поставлено очень плохо. Дети получают ржаной хлеб плохой выпечки по 300 граммов в день, один раз  суп с макаронами, два раза кипяток с кофе и молоком. Столовой посуды почти нет, дети кушают суп по очереди.

Обслуживающий персонал относится к своим обязанностям очень халатно. Несмотря на все мои требования, в четырех домах я не мог разыскать и вызвать ни одной работницы, никто не знает, где они живут и где их искать. Неудивительно, что половина детей бежит, разбредается куда попало, а в домах царит грязь и зловоние. Кроме того, большинство служащих европейцы, не знают казахского языка и не могут вести никакой воспитательной работы...».

В детских домах в основном условия были очень плохими. Помещения были не приспособленными для содержания детей, не было необходимых вещей: белья, верхней одежды, недостаточное медицинское обслуживание способствовало распространению эпидемических заболеваний среди детей и увеличивало смертность. 
Весной 1933 года в детдомах Казахской ССР находилось уже 55 тысяч детей. Росла беспризорность. Контингент беспризорных детей, составлявших к концу 1932 года около 20 тысяч по всему Казахстану, резко увеличился к концу первой половины 1933 года, достигнув до 70 тысяч детей учтенных. В августе 1933 года вышло постановление Президиума ВЦИК "О состоянии борьбы с детской беспризорностью в Казахской АССР", вследствие чего улучшилось финансирование детских домов. При крупных детских домах организовывались подсобные хозяйства, что давало, во-первых, возможность государству освободиться в дальнейшем от ежегодных крупных затрат на содержание детдомов, во-вторых, включить дезорганизованных улицей беспризорных детей в общеполезный и производительный труд, в армию трудящихся. Были организованы детские коммуны для трудновоспитуемых детей. В некоторых районах Семипалатинской области практиковалась организация бригад из старших детей для оказания посильной помощи местным колхозам. В мае 1933 года на заседании  Президиума ВЦИК было принято решение об отпуске дополнительных средств на мероприятия по оказанию помощи детям в детдомах Казахской АССР. 

Воспоминания о пережитом в детстве голоде хранятся и в фондах личного происхождения Центра документации новейшей истории. Бекбаев Асылхан Тобылдинович, участник Великой Отечественной войны: «…Слово «детство». Какое объединенное понятие. Но, к большому сожалению, у меня не было детства. Детские годы вспоминаю как череду нескончаемых тяжких событий. Когда мне было 5 лет, от кори умер мой старший брат. Я тоже заболел тяжелой формой кори, но чудом остался жив. Затем были голодные годы, когда от голода умерли сотни тысяч наших граждан. Тогда я потерял младшего брата по имени Жуматай, что до сих пор вызывает в моем сердце щемящую боль.

В 1932-1933 годах по улицам нашего города, еле передвигаясь, ходили голодные взрослые и дети. Для детей организовали в деревне Озерки (пригород г. Семипалатинска) детский дом, куда мы попали с Жуматаем. Жуматай был на 2 года младше меня, ему было всего 5 лет. Мы с братом попали в разные группы, меня поселили с ребятами по возрасту, а брата Жуматая – с его ровесниками. С братом мы встречались всего лишь один раз в сутки в столовой, где только в обед детям давали тарелку супа и кусочек хлеба. Естественно, мы были голодные. Но один раз Жуматай не пришел в столовую. Я спрашивал у ребят, с которыми он проживал, про него, но они почему-то молчали. Тогда я пошел в дом, где он проживал, но его и там не оказалось.  Долго ходил вокруг дома, пока не повстречал пожилого мужчину, работника детского дома. Когда я его спросил про Жуматая, он ответил: "Ты брата не ищи, его не найдешь". После тщетных поисков я заглянул в сарай, в котором хранили дрова. В сарае лежали трупы умерших от голода детей, в том числе и труп моего брата. Не один десяток лет прошло с того времени, но до сих пор эта картина мелькает у меня перед глазами. Много мне довелось перенести в жизни. Во время Великой Отечественной войны я был тяжело ранен, но потеря брата -  незаживающая рана на всю мою жизнь».